Уважаемые коллеги!
Я два слова скажу в продолжение темы электронной коммерции, онлайн-торговли и продовольственного сегмента, а потом сконцентрируюсь в выступлении на непродовольственном сегменте, потому что там определенные особенности есть и другие вызовы.
Александр Александрович все очень четко описал: и вызовы, с которыми мы боролись, и эффекты, которые мы достигли. В АКОРТ входят организации и продовольственного ритейла, и непродовольственного ритейла.
Отдельно хотел бы сказать, что трудности, с которыми общество столкнулось, государство столкнулось, они нас в значительной степени объединили. Это не просто декларация, это факт, который подтвержден теми социальными программами, которые продовольственные сети реализовали в значительном масштабе, поставляя продукты питания медицинским работникам и медицинским учреждениям. Я от лица профильной организации хотел бы торговым сетям за это сказать большое спасибо и вернуться к тому, о чем Денис Валентинович сказал.
У нас один из эффектов или так, если хотите, уроков карантина, кризиса, связанного с распространением коронавируса, – это сложившиеся изменения к небольшим поставщикам, увеличение доли небольших поставщиков сельскохозяйственной продукции. Но специфика крупных федеральных сетей такова, что мы весь объем, производимый небольшими компаниями, выбрать не можем. Доля компаний, входящих в АКОРТ, на рынке значительная, но она всего-навсего 25 процентов. Поэтому нужны другие альтернативные каналы реализации сельскохозяйственной продукции, которые могли бы быть удобными для небольших поставщиков, для небольших производителей.
И тот законопроект, о котором министр говорил, он уже год обсуждается. Казалось бы, при чем здесь АКОРТ в своей поддержке небольших нестационарных форматов торговли? Но нам развитие этих каналов жизненно необходимо, потому что тогда мы поддержим те структурные изменения в экономике сельскохозяйственного производства, которые сейчас уже реализуются, не просто наметились, а уже стучатся в дверь, что называется. А если этого канала не будет, то это может оказаться несбывшимися мечтами и только намерениями.
Теперь о непродовольственном ритейле. Здесь свои вызовы, и в отличие от коллег они совершенно другие. Если коллеги справлялись с повышенным спросом, старались сдержать цены, то непродовольственный ритейл фактически был лишен возможности работать. У нас только два формата, которые мы могли реализовывать. Это формат онлайн-торговли. Но при всех тех показателях, которые он демонстрировал в части роста, некоторые компании нарастили долю оборота в своих компаниях до 50–60 процентов, выиграли, конечно, те, кто вкладывал в эти каналы до кризиса, но в целом оборот электронной коммерции всего 6,1 процента по итогам 2019 года. То есть это не тождественное замещение традиционного формата реализации продукции, и все те негативные эффекты, которые испытывает непродовольственный ритейл, это не только эффекты ритейла, и, может быть, даже не столько эффекты ритейла, это еще и отрицательный результат для производителей продукции.
Я две важные цифры скажу. Только в отношении компаний – членов нашей Ассоциации, а это всего 24 компании, а непродовольственных вообще всего 11, правда, с долей рынка около четверти от всего товарооборота, доля российских поставщиков около 1600. И продукция, которую мы не могли заказать у них, не могли реализовать, это, по сути, удар по экономике наших производителей, наших поставщиков, на поддержку которых направляются значительные финансовые ресурсы по федеральной линии и по региональной линии. А если брать производителей не только товаров, но услуг и оборудования, которое мы закуем у них, то эта цифра уже к 5 тысячам приближается.
Поэтому все, что касается самочувствия ритейла, – это вопрос самочувствия и производителей, причем как в продуктовом сегменте, так и в непродуктовом, и, конечно же, социального самочувствия граждан, которые либо имеют доступ к товарам по доступным ценам, либо его не имеют. Это не особенность российского ритейла, это специфика отрасли торговли во всем мире. Даже в экономиках, где значительная доля сырьевого сегмента, все равно доля ритейла значима, и он входит традиционно в топ-3.
В общем, это можно видеть по тем цифрам, которые я сейчас назову: 13,7 процентов валовой добавленной стоимости, по данным Росстата за 2019 год, ритейл обеспечивает, 10 процентов налоговых поступлений по итогам 2019 года в бюджетную систему и 15,6 процентов всех рабочих мест, созданных в экономике. Это без сопутствующих сегментов экономики, а это почти 13,5 миллиона человек.
Как мы пережили период ограничений? Сейчас мы постепенно из него выходим, но май и апрель были очень тяжелыми. В марте доля продаж упала на 50 процентов. Несколько варьируется эта цифра в зависимости от того, продукцию какой отрасли мы продаем, – это электроника, бытовая техника, бытовая химия либо легкая промышленность, но в среднем 50 процентов. В апреле падение продаж доходило до 90 процентов. В мае с постепенным снятием ограничений мы восстанавливаем трафик. Есть такой термин – конверсия трафика в выручку, она значительная, около 70 процентов. И мы видим по некоторым товарным позициям удивительные цифры – 5 процентов роста год к году, то есть если даже сравнивать начало июня к июню 2019 года. Конечно, нельзя быть таким заложником этих цифр, потому что это краткосрочный период, связанный с эффектом отложенного спроса, а период восстановления будет достаточно долгим.
И в этой связи я бы хотел сказать, во-первых, спасибо за меры социальной, финансовой поддержки определенных групп населения. 200 миллиардов, которые были доведены до населения, помогли восстановить спрос. Это не вопрос поддержки ритейла, это вопрос поддержки покупательского спроса населения и в части продуктового, и непродуктового.
О чем хотел бы попросить и чем завершить? Я уже сказал про малоформатную торговлю применительно к продуктовому ритейлу. Второй вопрос – это выводы. Мы видим, как отличается практика регионов в части открытия больших торговых центров, больших магазинов, расположенных вне торговых центров, но имеющих большие площади. Те регионы, которые понимают значимость этих объектов для развития экономики, гораздо более агрессивны, в хорошем смысле, в части открытия – например, Москва. Есть регионы, где эпидемиологическая ситуация либо такая же, как в Москве, либо даже лучше. По моим оценкам, их 55, по статистике на сегодняшнее утро, но только семь из этих 55 пошли по пути Москвы и либо открыли полностью эти объекты, либо частично открыли. Значительная часть регионов не открыла.
Почему об этом говорю? Потому что это фактор поддержки экономики субъекта, потому что это поставщики, потому что это производители, потому что это торговые центры, которые сдают площади арендаторам (мы выступаем как арендаторы), и потому что это поддержка населению. По стране 3 тысячи торговых центров, работают 300 сейчас. Чем быстрее будут открываться эти объекты в тех регионах, где обстановка позволяет, тем с меньшими издержками и быстрее мы будем выходить из этого кризиса.
И последнее, о чем я хотел бы попросить, – тоже урок последних двух месяцев. Это неужесточение законодательного регулирования торговли как отрасли. Мы видим, что в сложнейший период, когда требовались оперативные качественные решения, мы смогли обеспечить эти решения в рамках нормальной, разумной коммуникации с профильными министерствами. Добавлю сюда еще не только Министерство промышленности и торговли, но и Министерство экономического развития, Роспотребнадзор, Федеральную антимонопольную службу, Налоговую службу, всех коллег, как Вы сказали справедливо, без административного кнута, а с использованием рыночных механизмов управления. Оказывается, это хороший, удивительный вывод: эффективное управление не всегда означает исключение бизнес-логики в поведении субъектов экономики. Это нужно, мне кажется, поддержать и как урок вынести. А постоянное ужесточение и изменение, в том числе и закона о торговле, – это дополнительное изъятие средств, которое мешает нам быть более адаптивными и гибкими в таких условиях.
Самое последнее. Мы сейчас разработали проект регламента для торговых центров, для магазинов фуда и нон-фуда, который позволил бы исключить возможность закрытия в случае возникновения либо второй волны, либо какой-то сопоставимой по масштабам эпидемии. Он позволил бы работать торговым центрам и магазинам при соблюдении обязательных требований по безопасности, исключающих риски и для покупателей, и для сотрудников. Мне кажется, если мы сумеем, основываясь на той практике, которую получили, а мы уже знаем, как работать, избежать вероятности закрытия, то это помогло бы не только и не столько ритейлу, а всей экономике. И претензии на меры государственной поддержки были бы значительно меньше.
Спасибо большое.
